«Я актеров не делю на мужчин и женщин»

На приеме в итальянском посольстве по случаю Московского кинофестиваля были вручены медали мэрии Рима российским кинематографистам — Александру Адабашьяну, Павлу Чухраю и Елене Сафоновой. На следующий день Елена Сафонова ответила на вопросы корреспондента «Ъ» Андрея Плахова.

— Расскажите, как вы жили и работали во Франции.

— Я кое-что поняла. Пока нам на Западе отведено в кино скромное место. Меня это не возмущает: в чужое королевство со своими правилами не приходят. Не надо обижаться, что нам не предлагают сразу главных ролей, хотя мы профессионалы и многое умеем. Но пока наших людей культуры воспринимают сквозь призму политики нашего государства. А это нехорошая призма. Нашу страну боятся как ненадежного партнера. И как бы нас конкретно ни любили и ни ценили, все равно на нас падает тень этой ненадежности. Вот еще почему не надо претендовать на какое-то заметное место. Лучше доказать, что мы умеем достойно сделать что-то небольшое. И заставить себе поверить.

— И все-таки вам не так мало удалось сделать во Франции: пять фильмов, среди них такая отличная роль, как в «Аккомпаниаторше» Клода Миллера. Марина Неелова тоже живет во Франции, но там у нее нет ролей.

— Это связано с языком. Когда я приехала во Францию, уже знала язык. Постепенно они привыкли к моему акценту, он им даже нравится. Но язык необходим. Когда я слышу разговоры о том, пусть они сами учат русский, даже не улыбаюсь. Если мы хотим там работать, надо выучить язык, это не так уж трудно. Что касается «Аккомпаниаторши», это неплохая роль, хотя и не «отличная», как вы сказали. Еще было четыре картины во Франции и два спектакля, на самом деле очень немного, хотелось бы больше.

— Вы из актерской семьи. Именно это стало причиной вашего профессионального выбора?

— Я всегда знала, что буду актрисой. Я выросла в актерской среде. У моего отца Всеволода Сафонова в гостях постоянно бывали Леонов, Евстигнеев, Папанов. Их шутки, их юмор, то, как они работают, — все было на виду. И жила я у «Мосфильма»: мы детьми бегали туда играть и видели через окно, как гримируется Евстигнеев, и бросались в окно снежками, а он грозил нам салфеткой... Да я ничего другого и не умею, разве что готовить.

— Значит, вы сразу нашли свое место в жизни?

— Начиналось все с картины Аиды Манасаровой «Ищу мою судьбу». Я сыграла в ней, имея десять классов за спиной, потом поступила во ВГИК, откуда бесславно ушла через год. Уехала в Питер и стала учиться в театральном.

— Вашей первой большой ролью стала певица Соломея Крушельницкая в фильме «Возвращение Баттерфляй».

— Да, там меня впервые заметили. И хотя с дистанции времени эта роль кажется мне претенциозной, все равно «Баттерфляй» запомнился как красивый фильм. Я приехала тогда на пробы в джинсиках, совсем девчонка, и режиссер Олег Фиалко долго колебался. Говорил: «Понимаете, вы должны будете сыграть очень сильную, мужественную женщину». Меня это разозлило, и я сказала: «С моим характером (а он у меня мерзкий) вы еще столкнетесь. Мужественности мне не занимать, а вот попробуйте открыть во мне женственность».

— Женственность в вас открылась в «Зимней вишне».

— Это уж точно. После этого тип «лирической героини» преследует меня. И только сейчас я тихо, немалыми усилиями из этого болота выкарабкиваюсь — в «Поклоннике» Николая Лебедева, в «Женской собственности» Игоря Месхиева. Доказываю, что могу играть не только это и что мой возраст, мой опыт открыл мне какие-то другие возможности.

— А что для вас означали «Очи черные»?

— Я горжусь этой ролью, хотя знаю, что картина в Москве тогда всем не понравилась. Я не разделяю этого отношения, но понимаю, откуда оно возникло. Там есть, конечно, реверанс в сторону Запада, но в рамках допустимого. Многие критики и кинематографисты тогда не поняли, что это прежде всего игра.

— Восприняли фильм как «все на продажу»?

— Это и было на продажу. Но мы к этой «продаже» не были готовы, не понимали, что фильм можно еще и продавать.

— Многим казалось, что на продажу идет «символ русской духовности», так вас, кажется, называли?

— Все это потом придумали критики. Я не играла никакой символ. Просто маленькую женщину с обычной внешностью (каких я не раз встречала в жизни), которая вдруг стала главной любовью в жизни героя Мастроянни.

— Ваша встреча с Михалковым не нашла творческого продолжения.

— Я считаю его очень большим, очень талантливым режиссером. Но мы совершенно разные. И я не вижу в этом никакого горя — ни для него, ни для себя.

— Какое кино вы любите смотреть?

— Должна признаться, что я равнодушна к авторскому кино, к самовыражению режиссера. Для меня таким режиссером является Балабанов. Я желаю ему всяческого успеха, но лично мне такое кино не очень интересно.

— Как вы относитесь к артистам, которые занимаются политикой?

— Да хорошо отношусь — к тем, кому по природе это не противопоказано.

— Какие удовольствия в жизни вы предпочитаете?

— Люблю хорошую еду, комфорт, люблю себя побаловать, но, увы, редко это делаю. Мешают обязанности, заботы и финансы. И чувство долга проклятое. Люблю, когда все просто. Не люблю двусмысленности. Люблю заниматься домом, а путешествия предпочитаю только тогда, когда куда-то конкретно хочется, а не просто быть туристом.

— Как вы относитесь к мужчинам-актерам?

— Можно, я не буду отвечать на этот вопрос? Я в принципе к актерам отношусь хорошо. И не разделяю их на мужчин и женщин. Может, это и будет ответ на ваш вопрос. Что касается мужчин вообще... Как среди женщин бывают женщины, бабы и девчонки, так есть мужчины, есть мужики, а есть просто жлобы. Вот мужчин люблю, а остальных нет.

— Вы были на открытии Московского фестиваля? Что вы думаете о нем в частности и о фестивалях вообще?

— К сожалению, быть на открытии не получилось. По самым банальным бытовым причинам. Кризис, все разбежались по углам, и вдруг — фестиваль... Вообще я люблю фестивали. Но терпеть не могу заседать в жюри. В прошлом году я зареклась это делать и очень подозреваю, что не наврала. Это всегда какая-то интрига: кто с кем дружит и тому подобное. Я не умею в этом участвовать.

— Как же фестивали без жюри?

— Но ведь это не только жюри. А наряды? А общение? А просто напомнить людям о том, что кино существует, что профессия никуда не делась и что мы каким-то образом выплывем — даже несмотря на особенности нашей страны.

Андрей Плахов
«КоммерсантЪ-Daily», 24 июля, 1999 г.